Page 266 - Русская Одиссея

ниточка-дорожка вьѐтся по руслу. Еѐ перегородить недолго.
- Глянь, Иван! — указал Никонор. — Мои упряжки уже пошли по

снегам к ближнему берегу. Мужики срубят пяток лесин и привезут сюда.
Ещѐ чуть отступим и завалим тропу чем попало — хоть походной утварью. Я
останусь здесь с полусотней, а других отошлю поприщ на пять, и они сладят
ещѐ такую же преграду. И так мы станем табунщиков запирать, а там видно
будет.

- Вы вот что, — замялся Алексеевич, сжимая до боли рукоятку меча и
кусая губы, — держите упряжки под рукой. Увидите, что дело худо — в сани
и айда за нами.

Новгородец согласно кивнул и поторопил:
- Скорей веди дружину к устью Иртыша. До междуречья вороги вряд

ли доскачут: — кормов для коней нет, да и стужа доймет. Моя сотня свою
лепту в их грядущие беды постарается внести.

- Ладно! — наконец решился вожак, поворачивая вороного. — Мы
будем ждать вас у Иртыша.

- Я задержу их! — заморгал глазами Никонор, видя, как Иван слезает с
лошади. — Прощай, друг! Не поминай нас лихом!

Витязи обнялись, и сотник дал напоследок предводителю наказ:
- Ежели выживете и вернѐтесь на Русь, постройте на общие деньги

храм Божий в память русских людей, не вернувшихся с горькой чужбины. Ну
и семьи наши не забудьте...

Алексеевич хлестал жеребца, уносясь галопом вслед скрывшейся с глаз
дружины. Но он не проехал и пару поприщ, как увидел встречного одинокого
путника. Вскоре всадник узнал в нѐм Агду. Даур шѐл сгорбленный под
тяжестью целой охапки колчанов со множеством длинных стрел.
Поравнявшись, они остановились. Охотник сбросил с плеч весомый груз и
бесхитростно ответил на немой вопрос вожака, коверкая русский язык:

- Я попросил полные колчаны стрел, и мне их дали. Никоноровцам
стрелы очень нужны, да и мой лук и меч им пригодится.

- И ты туда же, — с горечью сказал Иван, — а ведь я с тобой на Руси в
соседях быть хотел.

- Иду, как и прежде, мстить за свою погибшую семью, — с чувством
сказал Агда. — К никоноровцам я привязался. Довольно пожил даур на
белом свете, а тебе, Ольге и другим — ещѐ жить да жить.

- Зря ты так, — опустошѐнно молвил Иван, и тронул коня. — Прощай,
старче.

- Прощай, Алексеевич!
Даур вновь взвалил на себя тяжѐлую ношу.