Page 333 - Русская Одиссея
P. 333
потому до полудня Хорон даѐт возможность вам поразмыслить, и лучше
сдаться на милость великих мунгал. Иначе вас ждѐт неминуемая погибель,
ещѐ до темноты.
- Верно! — кочевряжился Балагур. — Не то ночью мы исчезнем!
- Ступайте, коль всѐ сказано! — крикнул Алексеевич, разглядывая
непроницаемое бронзовое лицо тысячника. — Токмо, Акинф, передай
Хорону, что я вызываю его на поединок. Он согласится — ежели не трус.
Монгольские предводители и толмач, более не проронив ни слова,
завернули коней обратно. Напротив холма они выставили сотню нукеров при
лошадях, чтобы сторожить русских и оберегать покой уставшего после
ночного перехода ордынского войска. Кочевники расстилали свои овчинные
шубы прямо на траву и валились на них в чѐм были: прямо в бронях и с
оружием в руках.
А на возвышенности ростовчане, присев на землю и отложив в сторону
копья и мечи, обсуждали своѐ трудное положение с томительной отсрочкой:
- Верить иродам нельзя!
- Знаем их волчье семя!
- И выхода нет!
Воеводы, подойдя к краю топкого болота и ещѐ раз убедившись в его
непроходимости, устроили последний совет дружины.
- Куда тут податься, — с горечью сетовал Огонѐк, почѐсывая рыжий
загривок. — Почитай, кругом бездонная няша, да ордынцы.
- Сейчас бы прорваться! — горячился Максим Балагур, покусывая
пухлые губы. — Ведь большая часть мунгал спать залегла.
- Не выйдет, — замотал головой Иван Алексеевич, — сотня конников
на равнине супротив нас — энто сила. Врасплох на них не напасть, да и
другие сотни подымутся. На лугу окружат и перебьют. Лучше уж на узком
холме ратиться с одной стороны. Здесь сотню локтей мы перекроем, а справа
и слева болото — чем не рубеж.
- Рассчитывайте и на наши меткие стрелы, — пообещала Ольга Краса,
— будет плохо — возьмѐмся за мечи и копья.
- Добро, — с чувством ответил Иван и обернулся к Семѐну: — Руби со
своими молодые сосны да берѐзы. Острите колья и втыкайте их меж кустов
незаметно на склоне, обращенном к «бешеным». Степным коням явно не
поздоровится, когда они налетят на нас.
- Славно! — оживился Огонѐк. — Первый приступ мунгалы у нас
запомнят...
Окрепший к полудню ветер разогнал на небе стаи туч, и осеннее солнце в
меру своих скромных сил стало пригревать камские земли. Зашевелился