Page 32 - Русская Одиссея
P. 32
Тысяча ордынцев и пленные ещѐ издали с удивлением наблюдали такую
картину: на недалѐком острове возвышалcя изящный дом с башенкой,
который весь сиял и переливался от блеска золота, а вокруг копошился серый
человеческий муравейник, целиком подвластный воле Батухана.
Стольный град Сарай только строился и представлял собой скопище
круглых юрт, сплетѐнных из хвороста и покрытых войлоком, глиняных
хижин с камышовыми крышами, а также свежесрубленных бревенчатых изб,
расположенных на городской окраине. Куда ни глянь — везде работали
русские рабы, гремя кандалами. Почерневшие, измождѐнные от голода и
холода, босиком они строили хоромы для покорителей мира. На костях
невольников возникал этот сказочный город, впитывая живительные силы
покорѐнных народов.
Иван Алексеевич, проезжая в походной колонне «бешеных», кинул
засохшую ржаную лепѐшку стоящему у дороги седому старику в рваной
рубахе, с крестиком на шее.
- Как вы тут живѐте, отец? — с грустью в голосе спросил богатырь.
Костлявой рукой подобрав драгоценную пищу, тот поклонился и со
слезами на глазах ответил:
- Уж год я тут, кого со мной пригнали — тех теперь нет в живых.
- Держись, старик! — успел ещѐ крикнуть Иван.
- Храни вас Бог! — вдогонку скрипел простуженный голос деда...
В ростовском лагере у вечерних костров между мужиками велись
неутешительные разговоры:
- Вот как здесь нашего брата потчуют.
- Все соки выжмут и подыхай.
- У нас доля не лучше, токмо дольше маяться.
А рядом, в войлочной юрте, тысячник Хорон совещался со своими
сотниками. После прикидок и размышлений они пришли к единому мнению
— немедля сниматься и уходить дальше на восток. Посланники грозного
Бату-хана боялись, что не успеют пройти горные перевалы Алтая до
выпадения больших снегов. Невыполнение приказа и преступное
промедление жестоко каралось в Синей орде, невзирая на былые заслуги.
Великая степь вновь преображалась. Закончилось буйное разноцветие.
Сочные и зелѐные перышки ковыля жухли под испепеляющими лучами
летнего солнца. Лишь стояли, покачиваясь, метѐлки пахучей полыни.
Бесконечная, как песня кочевника, равнина поглотила несколько тысяч
всадников, уходящих в необъятные глубины Азии.