Page 37 - Русская Одиссея

Переправившись, хмурые ростовчане сошлись на берегу. Они с горечью
глядели на мутные воды Яика и искренне переживали:

- На что надеялись буйные головы?!
- Разве от таких супостатов легко уйти?!
Иван Алексеевич в кругу преданных товарищей сказал о хладнокровном
расстреле с глубоким сожалением:
- Эх! Зелень, зелень... Зачем напрасные жертвы тут, когда потом,
впереди, будет воля!
Многолюдный лагерь незаметно окутывали вечерние сумерки. Огни
русских и монгольских костров перемешивались в темноте, как и запахи
коптившейся рыбы у славян и варившейся конины у степняков. Неожиданно,
над притихшим от горя ростовским станом звонко зазвучала грустная песня
оружейника Максима Балагура. У ярких таборных огней, где поместились
ремесленники, стоял, широко раскинув руки, и надрывно пел коренастый
брюнет среднего роста, лет восемнадцати. Обычно непоседливый и вѐрткий
юноша, настоящий горлохват и шутник, сейчас он скорбным голосом
выводил только что сочинѐнную им песню в память о погибших отроках:

Не кручинься, ясный сокол,
Засидевшийся в клети,
Разорви путы волокон,
Взвейся к небу и лети.

Ты лети на Русь, далѐко,
На родную сторону:
На чужбине одиноко,
Здесь остаться — я умру...

Глава четвѐртая
КРАСНЫЙ ПЛАТОК

Переплыв Яик, «бешеные» Хорона всерьез озаботились запасами пресной
воды. Бывалые монголы предрекали, что в такую знойную пору мелкие речки
пересыхают, и отряд ждут долгие недели безводного пути до Синего[5] моря.
Потому ордынцы заставили подневольных славян заполнять кожаные
бурдюки, на которых уже успешно были преодолены и Итиль, и Яик.
--------
[5] Синее море – монгольское название Аральского моря.