Page 208 - Русская Одиссея

отвести душу на Акинфе:
- Иуда!
- Вор[2]! Пощады не жди!..

Дородный, сидя на русском жеребце, нахохлившись, выслушал поток
брани, и когда он иссяк, напыщенно изрѐк:

- Сдавайтесь, беглые рабы! Вас уже окружили, и теперь не улизнуть. В
облаве три тысячи мунгал. Со мной их воевода Товлубей, который обещает
вам жизнь.

Сверху раскатисто ответили:
- Воля либо смерть!
- Отощал аспид на подачках!

На вершине Никонор Новгородец, смеясь над Акинфом, говорил Ивану
Алексеевичу:

- Так он, дурень, многое может разболтать, всѐ одно степняки ничего
не поймут.

- Верно, — заулыбался Иван и зычно крикнул вниз: — Дородный, где
ты видишь, что мы в кольце?!

Здоровый детина в тесном халате спесиво ответил:
- На вас от озера со дня на день ударит тысяча «бешеных». Супротив

их вы не устоите в открытом бою. Мой хан даѐт на размышление срок до
завтра. И главное — отдайте украденные сокровища матери Батыя.

Отклик на увещевания был тот же — брань. Товлубей, огорчѐнный
несговорчивостью русских и бурят, решительно завернул коня, и, зло стегнув
его, помчался к себе в стан. Акинф также нахлѐстывал свою лошадь, стараясь
поспеть за новым хозяином. Вслед им несся пронзительный свист и хохот
ростовских молодцов:

- А что у мунгал своѐ?!
- Почитай всѐ грабленое!..

Глава пятая
ЛОШАДЕЙ НЕ ЖАЛЕТЬ!
В чѐрном азиатском небе яркие звѐзды и серпастая луна бросали тусклый
свет на ростовский лагерь у Селенги. У кромки воды мерцала цепь костров,
от них в прилегающий лесной массив также уходили ряды огней. Ночь
прикрывала титанический труд отчаянных, но не сломленных невзгодами
русских людей. Стук и грохот, плеск и крики далеко разносились по речной
долине. Пока буряты бдительно охраняли все подступы к лагерю, ростовские

--------
[2] Вор – изменник.