Page 152 - Русская Одиссея

кричали, хлопая друг друга, не остыв от горячки смертельной сечи. Раненый
в руку Никонор Новгородец сиял от радости победы и подбадривал
сумрачного Ивана Алексеевича:

- Ой, ладно мы их встретили и уложили!
- Нынче трѐх молодцев потеряли, да больше десятка увечных, — с
болью отвечал Иван.
- В таком бою энтого не избежать. Вон гольдов во много крат больше
погибло.
Тут к двум ратникам, запыхавшись, подбежал Фѐдор Книга. Он негодовал:
- Соплеменники Армы добивают мунгальских раненых! Остановите их
ради Христа!
Алексеевич молча слушал возмущѐнного друга, и потом, положив ему на
плечо тяжѐлую руку, ответил:
- Мы не возьмѐм полон с собой. Степняки в самое неподходящее время
могут сбежать и упредить своих. Мне слишком дорога судьба дружины и тех
русских рабов, коих мы должны вызволить. Пойми, наша вольница идѐт на
столкновение с великой Мунгалией. Лишь токмо ударив врасплох, и то с
краешка, у нас будет надежда уйти от мечей свирепых табунщиков.
Но толмач не унимался и вспылил:
- Ты не прав, обрекая беззащитных на смерть!
- А ты вспомни Самарканд и сто тысяч невинно убиенных мусульман!
— разъярился Иван. — И энто токмо в одном месте и за раз! Может, тебе про
растерзанную Русь напомнить?!
Фѐдор замолчал, опустив голову. Иван, немного поостыв и глядя на
хмурого товарища примиряюще, мечтательно добавил:
- Пройдѐт наше жестокое время, и все на земле будут чтить Божьи
заповеди...
Догорал морозный вечер. Похоронены павшие герои. Разделены между
победителями немалое добро, оружие и лошади побеждѐнных. Радушные
гольды старались ублажить едой русских, ставших для них защитниками.
Скромные русоволосые воины ели, отдыхали и благодарили гостеприимных
хозяев, а мысли славян уже занимала предстоящая дорога и далѐкая любимая
Родина.
На следующее утро обжигающе дул северный ветер. Победные сотни
ростовчан уходили в верховья Амура. Их сопровождали многие десятки
понурых монгольских коней, везущих различную поклажу. Старейшина
Арма, с грустью провожая недавно обретѐнных друзей, говорил Ивану,
Никонору и Фѐдору:
- Я не шаман, но чувствую: пройдѐт много-много лет — и ваше