Page 252 - Русская Одиссея

Вскоре гари стало меньше, и, ко всему прочему, задул западный ветер.
Народ обрадовался и закрестился:

- Слава Христу!
- Относит горе...
К вечеру все успокоились, особенно после того, как послышались
громовые раскаты. Люди, уповая на дождь, погрузились в будничные заботы
по обустройству ночного лагеря. И когда засверкали вблизи яркие молнии,
пронзая сумерки, путники ожидали, что вот-вот хлынет ливень, который и
затушит далѐкий пожар. Но сильная гроза проходила без единой капли
дождя. Семѐн Огонѐк, находясь в кругу своей сотни, сказал с крестьянской
прямотой:
- А сухие грозы — энто к пожару.
- Сплюнь, друже! — постучал по дереву суеверный Данила Ухват. —
Не дай Бог сбудется!
С ним согласились мужики, не одобрив Семѐна:
- Накаркает Огонѐк!
- И прозвище-то у него подходящее.
- Нельзя будить лихо, пока оно тихо.
Сотник замахал руками и покаялся:
- Да не хочу я того, братцы. Почто у меня такие слова вырвались?
Просто от стариков слыхал.
Его пророчество вскоре подтвердилось. Рано по утру стан
путешественников окутала лесная гарь. Остяки и русские решили покинуть
опасное место, пробираясь на запад вдоль реки. Едкий дым от невидимого
пожарища становился всѐ гуще. Вновь на большое дерево лазил шустрый
Балагур, вести были удручающие: огонь и дым охватывал маленькую
речушку со всех сторон. Куда податься, чтобы спастись, никто не знал. Шли
по-прежнему на запад, кашляя и задыхаясь. Тропу в ужасе перебегали разные
звери. Однажды впереди затрещали кусты, и с диким рѐвом промчался мимо
бурый медведь. Испуганно фыркали и тряслись всем телом олени, которых
сдерживали от бегства лишь их тяжѐлый груз и люди. Уже слышался
грозный гул страшного неминуемого пожара. По походной веренице
понеслись панические крики:
- Беда, православные!
- Последний час настаѐт!
Иван Алексеевич, ведя вместе с Ольгой Красой своего вороного, увидел,
как кто-то полез от страха в Кеть. Вожака тут же осенило, и он зычно
приказал:
- Всем в реку! Сотникам проследить за тем!