Page 345 - Русская Одиссея

ЧАСТЬ ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

ВОСКРЕСЕНИЕ

Первая глава
ЗАВЕЩАНИЕ ДРУГА

Было далеко за полночь, когда новгородцы и ростовчане завершили
скорбный обход поля боя, разыскивая раненых и убитых соратников. Лишь
тогда Иван с Семѐном подсели к своему костру, и их жѐны впервые
накормили мужей после страшного утра. Ольга, глядя на бестрепетно
лежащего Фѐдора, тяжко вздохнула, с болью сказав:

- После сечи увечных ещѐ было семь душ. Жив оставался Максим
Балагур. Сейчас же токмо Фѐдор Книга, да и он слабо дышит — не жилец на
белом свете.

Едва успели они скудно перекусить сушѐной рыбой, как застонал у огня
бледный, как смерть, Фѐдор. Его потрескавшиеся губы, с трудом произнесли:

- Пи-и-ть...
Страдальца напоили водой и подложили под голову чей-то треух. Он
приоткрыл глаза и, поморщившись, спросил:

- Где мунгалы? Неужто их нет?
Иван, бережно убрав со лба раненого длинную прядь волос, коротко
ответил:

- Бог помог. Они разбиты.
Фѐдор, осознав случившееся, заговорил слабеющим голосом:

- Слушай, Иван, мне недолго жить осталось. Как друг, выполни моѐ
завещание. Скрытно съезди в Великий Новгород, к князю Александру
Невскому. Мыслю, токмо ему и быть Великим князем Владимирским опосля
своего престарелого отца Ярослава. Поведай молодому княжичу о наших
странствиях и боях. Очень жаль, я не сохранил пергаментную карту —
ордынский меч рассѐк еѐ на моей груди и залил кровью...

- Не печалься, Книга, — утешал друга Иван. — Я расскажу Невскому,
что помню.

Федор, немного передохнув, продолжил:
- Хорошо бы, Александр Невский поболе вызнал от тебя о мунгалах и

их могучей державе. Говори ему прямо — грядѐт час, когда распадѐтся