Page 225 - Русская Одиссея

- Когда же исход?! Сил нет терпеть!
- Мы как святые по озеру-морю бредѐм! — всполошно гомонил
Максим Балагур, стараясь подавить собственную боязнь перед разверзшейся
бездной. — А кругом глубь — пучина!
Один непривязанный бурят поскользнулся на мокром бревне, не удержался
за ограждающую жердь и упал в воду. На последующих плотах хотели,
лавируя парусом, подойти к утопающему, но не успели. Несчастного
схватили судороги в холодной байкальской купели, и он навсегда скрылся
под волнами.
Над судном Ивана Алексеевича, несмотря ни на что, подсмеивались
соседи, так как оно больше других смахивало на курятник: красивые
девушки, навздевав на себя меха, сидели и лежали на жердевом насесте, как
нахохлившиеся куры, а несколько стоявших возле них застывших мужчин
были похожи на терпеливых петухов, оберегающих своих несушек. Иван
продрогшими руками удерживал с одного бока вороного Орла, с другой к
нему прислонилась ненаглядная Ольга в соболиной шубе. Иван был облачѐн
в тигровую шкуру, надетую на голое тело. Его сапоги время от времени
омывали озѐрные волны, едва не заливая голенища. Краса в полузабытьи
гладила искрящуюся на летнем солнце мягкую полосатую шерсть и с трудом
выдавливала из себя слова в непрерывной болтанке Байкала:
- Господи, какие страсти! Никогда бы не подумала, сидя дома в
Ростове, что окажусь на краю света у этакой бездны.
- А я говорил Алексеевичу ещѐ у Каспия, — встрял в разговор
влюблѐнных Фѐдор, — с мунгалами, столь неутомимыми
путешественниками за чужим добром, мы пройдѐм тридевять земель, морей
и рек и попадѐм незнамо куда.
Счастливый Иван-богатырь, лаская взором свою ладу, лишь вздохнул на
причитания близких ему людей. Ольга, заметив посиневшие от холода губы
Ивана, озабоченно спросила:
- Замѐрз поди, странник мой?
- С тобой никогда...
Светловолосая голова витязя то ли от волнения озера, то ли от близости
красавицы вдруг закружилась. Он нашѐл своѐ спасение в голубоглазом омуте
Ольгиных очей, и страстно прильнул к ней.