Page 174 - Русская Одиссея

- Да ткни чем-нибудь землю-то — не пожалеешь!
Иван вынул из-за пояса кинжал и стал терзать им сухую утоптанную почву.
Вскоре острая сталь звякнула обо что-то железное. Откинув землю, он не без
труда вытащил приличный сундук, оружием взломал замок и приподнял
крышку. Косой луч солнца, упав на содержимое большого ларца, озарил
полутѐмную юрту. Стены жилища заиграли всеми цветами радуги. Сундук
был до краѐв набит драгоценными камнями, золотыми украшениями и
монетами. Рубины, сапфиры, изумруды, жемчуг и алмазы были такой
величины, что просто просились на царские короны.

- Да-а-а, тяжела находка! — вслух подумал растерявшийся витязь, не
отрывая взгляда от блестящих разноцветных камней.

- Мать Батыя прятала, а я один раз ненароком подглядела, — виновато
улыбнулась девушка и предупредила, — Ори-Фуджинь с роднѐй уехала
недавно в их стольный град.

- То-то я смотрю, защитников здесь маловато, — ухмыльнулся
Алексеевич, — видно, ныне счастье ханское, что дома не были.

Он снова собрался выйти, но у порога, взглянув на Ольгу и сундук,
окованный железом, не удержался и воскликнул:

- Боже! Как мне повезло! Два сокровища в мунгальской юрте!

Глава пятая
РУССКАЯ ОРДА

Ростовский вожак, выйдя, в конце концов, из чудесной юрты, остановился.
В захваченном стойбище витал дух победы. К нему весьма осязательно
примешивалось какое-то бесшабашное веселье, женский визг и вообще
невообразимый шум. На Ивана буквально налетел Фѐдор с гневным красным
лицом и возмущѐнно спросил:

- Ведаешь ли, Алексеевич, что сейчас творят другие сотни?!
Иван с тревогой посмотрел на круглые степные жилища и, прислушавшись
к пронзительным женским крикам, понимающе ответил:

- Сам догадываюсь, токмо ты их сильно не кори. Два года мужики без
баб. Селение вражье, и законы у победителей одни — вот и дорвались...

Толмач с негодованием пронзал карими глазами оправдывающего своих
воинов предводителя, отчего тот, не выдержав, добавил:

- И не смотри на меня так! Ты же знаешь, что делают на Руси мунгалы
с нашими жѐнами и девками.

- Мы же христиане, Иван! — не унимался Фѐдор. Алексеевич