Page 177 - Русская Одиссея

раскинувшегося ростовского табора. Орѐл пружинисто мчал тяжѐлого
седока, чувствуя в нѐм опытного наездника.

Первую остановку вожак сделал возле небольшого женского конного
отряда. Перед выездом юные красавицы облачились живописно, что
приковывало мужские взоры. На белоснежные рубашки были надеты синие
китайские курточки, а разноцветные шаровары были заправлены в красные
кожаные сапожки. Ольга Краса, приветливо улыбаясь, пояснила, угадывая
немой вопрос возлюбленного:

- Дело к лету идѐт, да и верхом мы. А так для любого времени года у
нас одѐжи носить — не переносить.

Иван, не выдерживая пристальных лукавых взглядов, тронув коня, строго
изрѐк:

- Держитесь в серѐдке дружины.
Подруга Ольги, Мария Тихая, теребя толстую русую косу, напыщенно
ответила:

- Исполним, набольший воевода!
Подрастерявшегося витязя провожал дружный девичий смех...
Объезжая свои сотни, Алексеевич дивился — как на глазах преображались
люди, сменившие изношенные, латанные и полуистлевшие одежды на новые.
Подъехав вместе с Никонором Новгородцем к его отряду, предводители
весело хохотали над богато разодетыми Еремеем Студѐным и Пахомом
Полуночным. Кряжистые поморы облачились одинаково: в лѐгкие
островерхие кожаные шеломы, синие монгольские чапаны, парчовые штаны
и зелѐные сафьяновые сапоги. Они похлопывали друг друга по плечам и тоже
смеялись:

- Вот Господь привѐл облечься в то, что носят нехристи.
- Из грязи прямо в князи!
- Важные птицы, ничего не скажешь, — пошутил Новгородец и
перевѐл разговор в другое русло: — Как с пленными быть? Ежели оставить
тут с бабами и детьми, то ведь враз к соседям за подмогой побегут.
Иван недолго размышлял над ответом:
- Нам они не потребны. Без коня мунгал — не мунгал. Когда ещѐ они
доберутся, косолапя до других кочевий? Пусть живут и помнят, что мы не
кровожадны. Лишь тому молодцу табунщику, который перед нами мечом
махал, надо всыпать по мягкому месту — для памяти. Я скажу Фѐдору, чтоб
передал жителям — кто здесь гулял. Ханы ещѐ не забыли прошлогодний
японский поход. Нынче вновь вздрогнут завоеватели от дружины Большого
Ивана.
Тут же на саврасом жеребце подлетел Фѐдор Книга и удивлѐнно молвил: