Page 158 - Русская Одиссея

лиственницы с голыми ветвями примостилась небольшая разборная юрта, в
ней горел бойкий костѐр, возле которого грелись воеводы. Мысли у них были
нерадужные: подкрадывался голод, люди слабели, стали больше хворать.

- Последнюю конину нынче доедим, — досадовал и подсчитывал
Семѐн Огонѐк. — На пару дней можно лосятину растянуть. Рыбы немного.
На Амуре уловы пошли невелики — река мельчает.

При последних словах встрепенулся Фѐдор Книга:
- Так и должно быть. В начале весны выйдем к истоку Амура — его

образуют два притока. Соми утверждает, что там и зарождается великая река.
- А по какому же притоку далее пойдѐм? — задал вопрос Гаврила

Молчун, обращаясь к толмачу.
- Эх! Не о том сейчас речь, — прервал хозяйственный Семѐн. — Голод

на пятки наступает. Каждый день кусок мяса иль рыбы всѐ меньше у нашего
брата. Скоро и котлы незачем на огонь ставить будет, разве токмо воды
испить.

Иван Алексеевич, выслушав сетования друзей, уверенно сказал:
- Лишь охота может прокормить почти четыре сотни мужиков. Жаль,

снега тут выпало дюже много, да и зверь держится в энту глухую пору
осторожно и не близко.

- Бывает удача, — продолжил тему Никонор Новгородец, — да не
часто она теперь выпадает. Места ловли нам неведомы. Топтаться тут смысла
нет — нас не пять человек.

- Как ни крути, — подытожил Алексеевич, — выход один: волка ноги
кормят...

В походной цепочке становилось всѐ больше больных и ослабленных,
некоторых приходилось везти на санях. В феврале странники провели в
дороге намного меньше дней, чем в предыдущие месяцы. Голод, холод и
колючие ветры всѐ чаще задерживали бледнолицых чужестранцев у
прибрежных селений. За ними с любопытством и настороженностью
наблюдали дауры.

Вожак много раз ходил с крепкими мужиками на охоту, и, несмотря на
глубокий снег, они добывали то лося, то пару кабанов. Бывали случаи, когда
охотники возвращались ни с чем. Трудная зима подходила к концу, но в
северных суровых краях это было не особенно заметно. То ударяли морозы,
то завывала пурга. Только солнце, восходящее по утрам всѐ раньше, давало
надежду на перемену к лучшему.

Голод неумолимо подкрадывался к уставшим и больным
путешественникам. Более-менее здоровых набиралось до половины. Кто ещѐ
мог идти — брели налегке, а совсем немощных везли в санях их товарищи.