Page 100 - Русская Одиссея
P. 100

- За копья, други!
   Безудержный азарт и нетерпение овладели всеми поголовно. Суета
поспешных приготовлений и нервная дрожь, как перед первой встречей с
любимой женщиной, охватила уже взрослых мужей.
   Никонор и Иван стали медленно заводить свои суда с разных сторон,
окружая гигантских животных, одновременно спуская на воду лодки.
Дружина горела желанием удачно поохотиться даже в столь непривычных
для лесных жителей условиях. Возбуждѐнные воины держали копья и
стрелы, советуясь с Полночным и Студѐным — куда ловчей метать стальные
жала.
   Но удача отвернулась от славян. Неуклюжие с виду морские чудовища,
каким-то образом почуяв приближающуюся опасность, проворно махнув
хвостами, быстро отплыли в северном направлении, пуская на ходу высокие
фонтаны. Русские сразу устремились за китами, решив не упускать столь
важную для себя добычу. Тут вскрикнул кореец Ли Сан Ми и дѐрнул Фѐдора
Книгу за рукав, указывая пальцем в небо:

       - Ветер подул со стороны заката солнца! Ежели он усилится — тогда —
беда!

   И вправду, от лѐгких дуновений с запада паутина зыби уже покрыла
водное пространство. В пылу азарта охотники чуть не обрекли себя на
большие неприятности от капризного моря. Алексеевич в сердцах плюнул и
отменил преследование, приказав плыть в прежнюю сторону к неведомому,
но столь спасительному берегу. Рыжий Семѐн и многие другие,
расстроенные неудачей, костерили встречный ветер и жаловались на судьбу:

       - Ядрѐна Матрѐна! Беда не приходит одна!
       - Ни охоты, ни погоды, а голод — не тѐтка!
   На кораблях заканчивалась последняя вяленая рыба и мучные лепѐшки, а
пресной воды оставалось совсем немного — по братине[3] на человека.
Русские шли на вѐслах навстречу зловредному ветру, стиснув зубы, и гребли
до кровавых мозолей на руках. Так тянулся утомительный день, и так
продолжалась долгая ночь. Коварное море испытывало чужестранцев.
   Противный во всех отношениях западный ветер хоть и не усиливался, но
дул с упорным постоянством. До отчаяния ещѐ было далеко, но грусть и
апатия читались на многих лицах. Никто не бросал тяжѐлое весло, понимая,
что иначе всем грозит неминуемая смерть от голода, жажды или слепой
морской стихии.

--------
[3] Братина – русская средневековая мера ѐмкости, равная примерно одному
литру с четвертью.
   95   96   97   98   99   100   101   102   103   104   105